|
Ударил гром внезапный. Это тело,
Как цвет лугов, одетый в легкий пух,
Когда над ним бесплотный дунул дух, —
Осыпалось, опало, облетело,
Зерно души нагим оставив. Сон
Меня томил, — но встал я, пробужден.
И как с чела стирает пробужденный
Холодный пот, — я стер свои дела:
Так из пелен, лишь почка проросла,
Возносится цветок освобожденный.
И целый мир, что прежде мной владел,
Где столько знал я тюрем беспросветных,
Тайн роковых, загадок безответных,
Былой земли мучительный предел,
На темном дне лежал он пред очами, —
В морских зыбях, пронизанных лучами.
Великое, я видел, реет море,
Из Божиих истоков излито, —
И благостью светилось море то.
И мне дала Премудрость, на просторе
Вселенских волн, лучом ее скользить,
И в глубинах светиться и сквозить.
О дивный сон! Я светом был, и оком.
И с первою стихиею слиян,
Струился в мир, и мною осиян
Был каждый лик в творении широком.
Я оком был, — и мир вошел в меня,
Вместилище срединного огня.
Недвижимый из средоточья круга
Я вечных сил круженье различал, —
В начале был живых первоначал
И в месте том, где духи, друг от друга
Отходят врознь, как светоносный клир,
И, чуждые движенья, движут мир,
Так славами светило дня лучится,
Само ж от них под ризой слав таится.
И в тот же миг я был в окрайней сфере,
Но ширился все необъятней круг,
А Божество не умещалось в мере
Наполненных моей душою дуг,
И я постиг, что вечно разгораться
Ей суждено, и жару возрастать,
Что вечно ей лететь и простираться,
Себя творить, искать и обретать,
Растущих крыл лелеять вознесенье
И примножать и приближать Спасенье.
И я проник насквозь тела людские
Как влагу луч. Текучая стихия
К лучу прильнуть не смеет; ей нельзя
Его пленить; чиста его стезя.
Он весть водам про сферы золотые,
Он Солнцу весть про чудеса морские.
Людских сердец я разомкнул затвор,
И как в стекле магический раствор
Алхимику, прозрачен затаенный,
Мне был состав их воли воспаленной:
Кто эликсир целительный творил,
Кто варево волшебное варил —
Я проницал сквозящих душ завесы:
Вкруг ангелы-хранители и бесы,
Двуликий сонм, движеньем легких крыл
Тут раздувал, там остужал их пыл.
Тот плакал, тот смеялся. Все внимали
Тому, кого в объятиях сжимали
Как пестунья, которой сына князь
Сдал на руки, в чужбину удалясь,
Послушная, дитя развеселяет,
К добру ль его иль к худу наставляет.
|