Минимизировать

 

ИЗ ЕВРЕЙСКОЙ ПОЭЗИИ

 

Хаим Нахман Бялик

 

ЗАВОДЬ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

10

 

 

 

 

 

 

 

 

 

20

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

30

 

 

 

 

 

 

 

 

 

40

 

 

 

 

 

 

 

 

 

50

 

 

 

 

 

 

 

 

 

60

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

70

 

 

 

 

 

 

 

 

 

80

 

 

 

 

 

 

 

 

 

90

 

 

 

 

 

 

 

 

 

100

 

 

 

 

 

 

 

 

 

110

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

120

 

 

 

 

 

 

 

 

 

130

 

 

 

 

 

 

 

 

 

140

 

 

 

 

 

 

 

 

 

150

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

160

 

 

 

 

 

 

 

 

 

170

 

 

 

 

 

 

 

 

 

180

 

 

 

 

 

 

 

 

 

190

 

 

 

 

 

 

 

 

 

200

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

210

 

 

 

 

 

 

 

 

 

220

 

 

 

 

 

 

 

 

 

230

 

 

 

 

 

 

 

 

 

240

I

Я знаю лес и в том лесу

Стыдливой Заводи красу

В оправе темнолистных куп.

Благословенный Солнцем Дуб,

Питомец бурь, над ней склонен.

И мир обратно отражен,

Ей снится. Ряб искристый рой

Мелькнет по Заводи порой,

И Заводь удит их во сне.

Но чтó в заветной глубине

Она таит, — не разгадать.

Когда с востока благодать

На землю хлынет и заря

Дубравного богатыря

Омоет космы, и — Самсон

Под ласкою Далилы — он

Смеется в розовой сети,

И шепчет Солнцу Дуб: «Святи

Меня огнем! Мне вожделен

Золотоструйной неги плен!» —

В тот час, — скользнет ли луч по ней

Иль нет, — но Заводь у корней

Замрет, застынет, как стекло,

Чтоб, наклонив над ней чело,

Родимый видел великан,

Какою славой осиян;

И сладко грезить ей, что он

Ее любовию вспоен.

 

II

Настанет ночь, взойдет луна, —

И, тайною отягчена,

Дубрава спит. В листве, как тать,

Серебряные чары ткать —

Крадется луч. Но из древес

Простерло каждое навес,

Ревнивой тенью облача

От соглядатая-луча

Глубоких недр покой и тьму,

Где, погруженная в дрему,

На ложе золотом, — юней

Весенних роз и роз нежней, —

Лежит царевна древних дней…

Над ней хранительно витать,

Дыханья уст ее считать

Повелено душе лесной

В той храмине заповедной,

Куда, в свой час, войдет один

К своей невесте царский сын…

В тот час, — прозыблется иль нет

По Заводи зеркальной свет, —

Уйдет под сень опекуна

Многоветвистого она

И ляжет омутом ночным,

Нема безмолвием двойным,

И тайна в ней, и тишина

Волшебного лесного сна

Как бы вдвойне углублена.

И ей сквозь темную дрему,

Быть может, вспомнится: к чему

В песках сухих, в лесах глухих

Найти невесту мнит жених?..

Желанный клад, он — тут, на дне,

В ее безвестной глубине…

 

III

Когда, всклубясь зловещей мглой,

Налягут тучи слой на слой,

Но кроют, глухо рокоча,

В дрожащих недрах гнев луча,

И редко-редко меж собой

Перемигнутся: «будет бой!» —

Еще не ведая, где враг,

Лес ждет… И вдруг — огней зигзаг

Мигнул… С расколотых небес

Просыпан гром… Вскипает лес…

Не шестьдесят ли мириад

Свистящих вихрей выслал ад,

Безликих бесов, бездны чад?

Вцепился в длинные власы

И рвет зеленые красы

Сонм исступленных дикарей

И по главам богатырей

Косматых хлещет. Гром гремит,

И тяжким шумом лес шумит,

Как будто бурей возмущен

Пучин тяжеловодных сон,

И, сотрясенная до дна,

Гудит и стонет глубина,

Гнев неба, ветра вой глуша…

Тем часом Заводи душа

Уходит в омуты свои,

Где, сумеречные струи

Расплавом беглым золотя,

Мерцают рыбки… Как дитя,

Укрыто матерним крылом,

Беспечно внемлет горний гром, —

Вдруг новой молнии излом

Его пугает и слепит,

Но мать над ним, — младенец спит:

Так в диком трепете огней

И Заводь дремлет у корней

Родного стражника; глаза

На миг откроет: все гроза! —

И мелкой дрожью задрожит,

И вежды сонные смежит…

Но и сошед в глухой затвор,

Стихийный слухом ловит спор, —

За леса царственный убор,

За ткань живую трепеща

Его измятого плаща,

За чаровательный чертог,

Чей святотатственно порог, —

Смутив обитель чистых нег, —

Попрал неистовый набег…

 

IV

За бурей день встает светло;

Но леса хмурое чело

Хранит уныния печать,

И любо смутному молчать

Под лаской тихой росных чар.

Меж тем в лугах молочный пар

Разливом стелется седым

И воскуряется, как дым,

И льнут к листве его клочки;

И лижут ветра язычки,

Успокоительно-теплы,

С листвы дремучей млеко мглы,

И шарят в лиственном венце,

И зыблют перья на птенце.

Так нежен трепет легких струй,

Как уст младенца поцелуй,

Когда пушок родимых щек

Щекочет мягкий язычок…

А над венцом дубравных глав

Остановился облак слав:

Златой синклит престольных сил

В пути воздушном опочил;

И старцев багрянит заря,

Несущих свитки, гнев Царя,

Дорогой дальней, из одной

Округи мира в мир иной.

И лес им в страхе предстоит,

Дыханье слитное таит —

И веток освеженных рост,

И шорохи оживших гнезд…

В тот час над влагою легка

Фата туманная; гладка

Парная Заводь… Снится ей:

Мимоидет собор князей,

Взыскующих земли святой

За поднебесною чертой.

Почто плывут к чужим брегам?

Мир вожделенный — здесь, не там!

Запечатленный — тут, в глуши,

В ее струящейся тиши,

В молчанье девственной души…

 

V

О, мир блаженный, тайный свет

Моих невозвратимых лет,

Когда над отрока челом

Шехина дрогнула крылом!

В те дни — как мир дивил меня!

Как сладко, грудь мою тесня,

Вскипали слезы! Как сжигал

Ее восторг!.. Я убегал

Живой дубравы в глушь и тьму —

Молиться Богу моему.

Тропой звериной, в летний зной,

По зáсеке заповедной

Бреду, бывало… Ропщет бор,

Где не стучал еще топор…

Веду с Незримым разговор…

Людского нет окрест следа;

Мне стелет солнце невода,

Но колыханием завес

Манит — в шатер Господень — лес.

Так, скинии взыскуя, раз

Лазоревый в чащобе глаз

Я встретил: Заводь то была.

Над гладью влажного стекла

Всплывал зеленый островок,

Как стол алтарный — одинок,

Шелкóвой устлан муравой,

Благословляющей листвой

Отцов лесных со всех сторон

Хранительно приосенен.

Над малой храминой — небес

Округлый свод в венце древес;

А пол у храмины — стекло.

И в своде, и на дне — светло

Горят, единый блеск деля,

Два огнезарных хрусталя.

Главою преклонясь к стволу,

Очами к зыбкому стеклу

Прильнув, часы я проводил,

Дивясь загадке двух светил

И двух миров, — и что первей:

Виденье неба иль зыбей?..

И старцы леса мне с ветвей

Кропили в грудь зеленой мглой,

И смутным пеньем, и смолой.

И наполнялась по края

Обильем сладким грудь моя,

И чуткий напрягался слух,

И ждал Шехины близкой дух…

И средь пустынной немоты,

Чу, — ясный голос: «Где же ты?..»

И удивленною листвой

Взгудели, смутной головой

Кивают мне древа, поют:

«Кто ты, вошедший в сей приют?..»

 

VI

Есть Божий, внятный нам язык —

Язык молчанья. Всякий лик

Земной и горней красоты

В нем есть, и все цветут цветы;

Но соткан он из эхо снов,

И нет ни звука в нем, ни слов.

На нем миры творящий Дух

Непостижимо грезит вслух;

И в нем, поэт, своей мечты

Истолкованье ловишь ты.

Глашатай знамений святых,

Он вечно развивает, тих,

Свой свиток огненных словес,

Являя духу свет небес

И снег вершин, и сумрак недр,

И злато нив, и мощный кедр,

Лет горлиц белых и орла,

И стройные людей тела,

И тайну ясную очей,

И по волнам игру лучей,

И ярость бешеных стихий,

Когда огня всклубится змий

Иль хляби вод идут на брег,

И звездочки падучей бег,

И солнца низкого пожар,

И вещий мед закатных чар…

И Заводь тихая, во сне

Свою загадку пела мне

На том же языке живом…

И в непробудный водоем

Глядел я подолгу, — и вот,

Передо мной — не заводь вод,

А глаз лазоревый… Открыт,

Он в небо небом недр глядит,

Неизреченных полон дум,

Как леса непробудный шум…

 

Предварительная подготовка текста Э. К. Александровой

 199034, Санкт-Петербург, наб. Макарова, 4.

Тел.: (812) 328-19-01.

Факс: (812) 328-11-40.

 

 

Select the search type
 
  • Сайт
  • Веб
Search