|
Думам отдавшись, стоял повелитель новый. Он вспомнил
Грезу ночную свою, вспомнил пришельца рассказ.
Как о небесном цветке довелось ему слово услышать, —
Сердце любовью зажглось, вещую весть угадав.
Мнится — еще не умолк глубоко проникающий голос;
Чудится — только что гость с пира-беседы ушел.
Лунное кралось мерцанье по окнам; окна стучали.
Бурно юноши грудь дышит, палима огнем.
«Эдда», царь говорит: «чтó полному сердцу любовью
Всех вожделений венец? чтó ему злейшая скорбь?
Скажешь — поможем ему: ведь могущество — наше, и пышно
Будут цвести времена, если земле ты дана».
— «Милый», царица в ответ: «если б распря времен прекратилась
И сочетался с былым, с будущим нынешний век,
Осень с Весной бы сомкнулась, к Зиме присоседилось Лето,
Если бы старость сошлась с юностью в дружной игре, —
О, мой супруг! всех источник скорбей в то мгновенье иссяк бы,
Все, по желанию чувств, сердцу б открылось тогда!
Так говорила царица; прекрасный обнял любовник
Милую: «Произнесла слово небесное ты!
Исстари чтó на устах всех любящих пело безгласно,
Ныне твои облекли в чистый и правый завет.
Где колесница? Живей! Времена мы сами нагоним:
Года сберем времена, возрасты после сберем!»
|